Великий праздник - День Победы! Это праздник памяти, чести, достоинства, праздник со слезами на глазах. Это слезы радости и скорби одновременно.
Эта история о самом не простом времени девятилетнего мальчика из Ленинграда - Чибиляева Хайдара Шихаповича 27.10.1932 г.р., жителя блокадного Ленинграда в прошлом. А в настоящем - ветерана Великой Отечественной Войны, Заслуженного химика РФ, кандидата фармацевтических наук. Хайдар Шихапович работал главным инженером Всесоюзного промышленного объединения «Союзлексинтез», был начальником Технического управления – членом Коллегии Минмедпрома, руководил группой советских специалистов на строительстве завода медпрепаратов в Индии.
«Тяжело вспоминать и говорить о блокаде Ленинграда, даже сейчас через 80 лет… Я был девятилетним мальчишкой, закончившим первый класс. О начале войны я узнал как и все – объявили по радио. Дома была мама, которая сразу заплакала. Конечно, она сразу поняла, какие последствия будут у ее семьи. Вечером с работы вернулся отец, он работал по выходным. Дальше я не все помню… Месяца два полтора моя жизнь не сильно отличалась от довоенной. Потом я узнал, что наша школа работать не будет, и всех школьников эвакуируют в город Тихвин. Как нас собирали, где мы сели в поезд тоже не помню. А потом на пути следования была бомбежка, поезд дальше не пошел, а нас на телегах с лошадьми перевезли в Боровичи и поселили в здании школы вместе с партизанами. Мы набили мешки соломой, собранной на опушке леса, и покидали на пол спортзала, так и спали. Чтобы помочь партизанам, ходили в лес и собирали что могли - клюкву, грибы, орехи.
Потом неожиданно приехала моя старшая сестра Маруся! Как она смогла пятнадцатилетняя девчонка, практически по оккупированной территории пробраться за нами, со мной ещё был мой брат, Миша, я до сих пор не понимаю. Но она это сделала, она вытащила нас, мальчишек, и вернула домой к родителям.
Дальше становилось все хуже. Ещё в августе - сентябре нам на семью выдавали такую провизию: крупу, хлеб, сахар. Но потом мы узнали, что немцы целенаправленно разбомбили Бабаевские продовольственные склады, так в Ленинград пришел голод… началось страшное время…
За водой ходили на Неву, за хлебом по карточкам сначала ходил я, магазин был в пяти шагах от дома. Но потом мать запретила мне ходить, так как появились случаи воровства детей. Люди разные, кто-то сохранял человеческую сущность даже в тех нечеловеческих условиях, а кого-то голод превращал в животное.
Нас бомбили почти каждый день.
Наступил апрель 1942г., мы уже видели много, многое стало привычным, например, смерть, ее мы видели каждый день…
Наступило 09 апреля 1942г. Мама стала будить отца на работу, но он не мог проснуться. Мы видели, что он жив. Но жили только его глаза, из них текли слезы. Он смотрел на нас и плакал, но встать сил не было.
К двум часам отца не стало. Он умер от истощения.
После смерти отца стало совсем плохо. Все время хотелось есть. Но еще страшней голода было видеть, как голодают твои младшие сестры. Соне был уже почти годик, она ничего не понимала и только плакала от голода. Тогда мама в марлю заворачивала кусочек хлеба и давала Соне вместо соски.
По весне началась борьба за корешки растений. Мальчишки, и я в том числе искали любые чуть появившиеся ростки, выкапывали их с корнем, мама варила из них что-то вроде супа. Еще мама варила студень из столярного клея.
Сразу после смерти отца было принято решение об эвакуации нашей многодетной семьи. Мать собрала то, что осталось, главное это самовар и старая швейная машинка. В сентябре за нами заехала полуторка, в кузове которой уже сидели такие семьи. Мы погрузили вещи и поехали на пристань. Нас погрузили на баркасы, отдельно людей, отдельно вещи и караван поплыл через Ладожское озеро в сторону другого берега.
И опять бомбежка. Несколько немецких самолетов целенаправленно бомбили наши баркасы. Утонули все документы, вещи, только почему-то самовар мама не выпустила из рук.
На другом берегу нас встретили женщины из медсанчасти, выдали еду, консервы, хлеб, сахар, предупредили, что сразу много есть нельзя, будет заворот кишок. Потом нас погрузили в товарный вагон, и уже вечером состав тронулся в сторону города Тихвина. Мы не знали, куда едем, как долго будем ехать, что нас там ждет. Но знали точно, откуда мы едем, что мы выжили, а значит хуже уже не может быть, хуже просто не бывает.»